Other Translations: Deutsch , English
From:
Aṅguttara Nikāya 6.13 Восходящие Наставления 6.13
2. Sāraṇīyavagga Глава Сарания
Nissāraṇīyasutta Сутта Элементы спасения
“Chayimā, bhikkhave, nissāraṇīyā dhātuyo. “Монахи, есть эти шесть элементов спасения.
Katamā cha? Какие шесть?
Idha, bhikkhave, bhikkhu evaṁ vadeyya: Вот монах может сказать:
‘mettā hi kho me cetovimutti bhāvitā bahulīkatā yānīkatā vatthukatā anuṭṭhitā paricitā susamāraddhā; “Я развил и взрастил освобождение ума доброжелательностью, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его.
atha ca pana me byāpādo cittaṁ pariyādāya tiṭṭhatī’ti. И, тем не менее, недоброжелательность всё ещё овладевает моим умом”.
So ‘mā hevan’tissa vacanīyo: ‘māyasmā evaṁ avaca; mā bhagavantaṁ abbhācikkhi, na hi sādhu bhagavato abbhakkhānaṁ, na hi bhagavā evaṁ vadeyya. Ему следует ответить: “Не так оно! Не говори так! Не искажай сказанного Благословенным, ведь не благостно это – искажать сказанное Благословенным. Без сомнений, Благословенный не мог бы такого сказать.
Aṭṭhānametaṁ, āvuso, anavakāso yaṁ mettāya cetovimuttiyā bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya; Невозможно, немыслимо, друг, чтобы кто-либо развил бы и взрастил освобождение ума доброжелательностью, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его,
atha ca panassa byāpādo cittaṁ pariyādāya ṭhassati, netaṁ ṭhānaṁ vijjati. и, всё же, недоброжелательность всё ещё овладевала бы его умом. Нет такой возможности.
Nissaraṇañhetaṁ, āvuso, byāpādassa yadidaṁ mettācetovimuttī’ti. Ведь это, друг, является спасением от недоброжелательности – то есть, освобождение ума доброжелательностью”.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu evaṁ vadeyya: Далее, бывает так, что некий монах может сказать:
‘karuṇā hi kho me cetovimutti bhāvitā bahulīkatā yānīkatā vatthukatā anuṭṭhitā paricitā susamāraddhā; “Я развил и взрастил освобождение ума состраданием, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его.
atha ca pana me vihesā cittaṁ pariyādāya tiṭṭhatī’ti. И, тем не менее, мысль о причинении вреда всё ещё овладевает моим умом”.
So ‘mā hevan’tissa vacanīyo: ‘māyasmā evaṁ avaca; mā bhagavantaṁ abbhācikkhi, na hi sādhu bhagavato abbhakkhānaṁ, na hi bhagavā evaṁ vadeyya. Ему следует ответить: “Не так оно! Не говори так! Не искажай сказанного Благословенным, ведь не благостно это – искажать сказанное Благословенным. Без сомнений, Благословенный не мог бы такого сказать.
Aṭṭhānametaṁ, āvuso, anavakāso yaṁ karuṇāya cetovimuttiyā bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya; Невозможно, немыслимо, друг, чтобы кто-либо развил бы и взрастил освобождение ума состраданием, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его,
atha ca panassa vihesā cittaṁ pariyādāya ṭhassati, netaṁ ṭhānaṁ vijjati. и, всё же, мысль о причинении вреда всё ещё овладевала бы его умом. Нет такой возможности.
Nissaraṇañhetaṁ, āvuso, vihesāya yadidaṁ karuṇācetovimuttī’ti. Ведь это, друг, является спасением от мысли о причинении вреда – то есть, освобождение ума состраданием”.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu evaṁ vadeyya: Далее, бывает так, что некий монах может сказать:
‘muditā hi kho me cetovimutti bhāvitā bahulīkatā yānīkatā vatthukatā anuṭṭhitā paricitā susamāraddhā; “Я развил и взрастил освобождение ума сорадованием, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его.
atha ca pana me arati cittaṁ pariyādāya tiṭṭhatī’ti. И, тем не менее, недовольство всё ещё овладевает моим умом”.
So ‘mā hevan’tissa vacanīyo: ‘māyasmā evaṁ avaca; mā bhagavantaṁ abbhācikkhi, na hi sādhu bhagavato abbhakkhānaṁ, na hi bhagavā evaṁ vadeyya. Ему следует ответить: “Не так оно! Не говори так! Не искажай сказанного Благословенным, ведь не благостно это – искажать сказанное Благословенным. Без сомнений, Благословенный не мог бы такого сказать.
Aṭṭhānametaṁ, āvuso, anavakāso yaṁ muditāya cetovimuttiyā bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya; Невозможно, немыслимо, друг, чтобы кто-либо развил бы и взрастил освобождение ума сорадованием, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его,
atha ca panassa arati cittaṁ pariyādāya ṭhassati, netaṁ ṭhānaṁ vijjati. и, всё же, недовольство всё ещё овладевало бы его умом. Нет такой возможности.
Nissaraṇañhetaṁ, āvuso, aratiyā yadidaṁ muditācetovimuttī’ti. Ведь это, друг, является спасением от недовольства – то есть, освобождение ума сорадованием”.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu evaṁ vadeyya: Далее, бывает так, что некий монах может сказать:
‘upekkhā hi kho me cetovimutti bhāvitā bahulīkatā yānīkatā vatthukatā anuṭṭhitā paricitā susamāraddhā; “Я развил и взрастил освобождение ума невозмутимостью, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его.
atha ca pana me rāgo cittaṁ pariyādāya tiṭṭhatī’ti. И, тем не менее, страсть всё ещё овладевает моим умом”.
So ‘mā hevan’tissa vacanīyo: ‘māyasmā evaṁ avaca; mā bhagavantaṁ abbhācikkhi, na hi sādhu bhagavato abbhakkhānaṁ, na hi bhagavā evaṁ vadeyya. Ему следует ответить: “Не так оно! Не говори так! Не искажай сказанного Благословенным, ведь не благостно это – искажать сказанное Благословенным. Без сомнений, Благословенный не мог бы такого сказать.
Aṭṭhānametaṁ, āvuso, anavakāso yaṁ upekkhāya cetovimuttiyā bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya; Невозможно, немыслимо, друг, чтобы кто-либо развил бы и взрастил освобождение ума невозмутимостью, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его,
atha ca panassa rāgo cittaṁ pariyādāya ṭhassati, netaṁ ṭhānaṁ vijjati. и, всё же, страсть всё ещё овладевала бы его умом. Нет такой возможности.
Nissaraṇañhetaṁ, āvuso, rāgassa yadidaṁ upekkhācetovimuttī’ti. Ведь это, друг, является спасением от страсти – то есть, освобождение ума невозмутимостью”.
Idha pana, bhikkhave, bhikkhu evaṁ vadeyya: Далее, бывает так, что некий монах может сказать:
‘animittā hi kho me cetovimutti bhāvitā bahulīkatā yānīkatā vatthukatā anuṭṭhitā paricitā susamāraddhā; “Я развил и взрастил беспредметное освобождение ума, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его.
atha ca pana me nimittānusāri viññāṇaṁ hotī’ti. И, тем не менее, моё сознание всё ещё устремляется вместе с объектами”.
So ‘mā hevan’tissa vacanīyo: ‘māyasmā evaṁ avaca; mā bhagavantaṁ abbhācikkhi, na hi sādhu bhagavato abbhakkhānaṁ, na hi bhagavā evaṁ vadeyya. Ему следует ответить: “Не так оно! Не говори так! Не искажай сказанного Благословенным, ведь не благостно это – искажать сказанное Благословенным. Без сомнений, Благословенный не мог бы такого сказать.
Aṭṭhānametaṁ, āvuso, anavakāso yaṁ animittāya cetovimuttiyā bhāvitāya bahulīkatāya yānīkatāya vatthukatāya anuṭṭhitāya paricitāya susamāraddhāya; Невозможно, немыслимо, друг, чтобы кто-либо развил бы и взрастил беспредметное освобождение ума, сделал его своим основанием и средством передвижения, установил его, упражнялся в нём, и надлежащим образом осуществлял его,
atha ca panassa nimittānusāri viññāṇaṁ bhavissati, netaṁ ṭhānaṁ vijjati. и, всё же, его ум всё ещё устремлялся бы вместе с объектами. Нет такой возможности.
Nissaraṇañhetaṁ, āvuso, sabbanimittānaṁ yadidaṁ animittācetovimuttī’ti. Ведь это, друг, является спасением от всех объектов – то есть, беспредметное освобождение ума”.
Idha pana bhikkhave, bhikkhu evaṁ vadeyya: Далее, бывает так, что некий монах может сказать:
‘asmīti kho me vigataṁ, ayamahamasmīti ca na samanupassāmi; “Я отбросил ощущение “Я есть” и не отношусь к чему бы то ни было как “Я таков”,
atha ca pana me vicikicchākathaṅkathāsallaṁ cittaṁ pariyādāya tiṭṭhatī’ti. и всё же дротик сомнения и замешательства всё ещё овладевает моим умом”.
So ‘mā hevan’tissa vacanīyo: ‘māyasmā evaṁ avaca; mā bhagavantaṁ abbhācikkhi, na hi sādhu bhagavato abbhakkhānaṁ, na hi bhagavā evaṁ vadeyya. Ему следует ответить: “Не так оно! Не говори так! Не искажай сказанного Благословенным, ведь не благостно это – искажать сказанное Благословенным. Без сомнений, Благословенный не мог бы такого сказать.
Aṭṭhānametaṁ, āvuso, anavakāso yaṁ asmīti vigate ayamahamasmīti ca na samanupassato; Невозможно, немыслимо, друг, чтобы когда кто-либо отбросил бы ощущение “Я есть” и не относился к чему бы то ни было как “Я таков”,
atha ca panassa vicikicchākathaṅkathāsallaṁ cittaṁ pariyādāya ṭhassati, netaṁ ṭhānaṁ vijjati. и всё же дротик сомнения и замешательства всё ещё овладевал бы его умом. Нет такой возможности.
Nissaraṇañhetaṁ, āvuso, vicikicchākathaṅkathāsallassa yadidaṁ asmīti mānasamugghāto’ti. Ведь это, друг, является спасением от дротика сомнения и замешательства – то есть, искоренение самомнения “Я есть”.
Imā kho, bhikkhave, cha nissāraṇīyā dhātuyo”ti. Таковы, монахи, шесть элементов спасения”.
Tatiyaṁ. Третья.